Алексей Макеев - На полшага впереди смерти
– Эта смогла бы.
– Потом по некоторым каналам я узнал, что Мопса решили окончательно списать. И в ближайшее время его грохнут.
– В полицию сходить западло было?
– Не смеши, Сережа. Какая полиция тут поможет? Когда убьют, тогда и приходите – у вас ведь так. Ничего бы вы не смогли сделать. Его бы все равно грохнули. Нужно было устранить причину.
– А для начала узнать, откуда ветер дует, – кивнул Капанадзе.
– Точно. Заказчика мы не знали. На кого работает Маргарита – не знали. Из крыши только Вован возник, как черт из табакерки, – человек без ясного прошлого. И над Мопсом приговор висит. Лучше в таком случае исчезнуть.
– Почему Мопсу самому было не заказать жену?
– Слишком далеко все зашло. Его бы в ответку по-любому грохнули. Кроме того, у него стопор есть – всегда был против насилия, если это насилие не финансовое. Даже в девяностые годы крови не было на его бизнесе. Обходилось как-то.
– А нервы Маргарите после его исчезновения зачем терзали?
– Чтобы ее раскачать. От страха она могла понаделать глупостей и вывести на хозяина. Но не удалось. А тебе удалось…
– Ты использовал меня втемную.
– Так получилось. Выхода не было.
– Гад ты. Так старого товарища развести.
– Сережа, мы делали одно дело. И помогли друг другу. Сто тысяч евро устроят? Компенсация за моральный ущерб.
– Да иди ты со своей компенсацией.
– Это почему?
– По кочану, – зло ответил Капанадзе, как наяву услышав шуршание пролетевших мимо больших денег, которые могли бы решить очень многие его проблемы. И знал, что прав. Что иначе никак нельзя.
– Я почему-то так и думал, – кивнул Кунар.
– Осуждаешь?
– Уважаю…
– Кунар, теперь ты знаешь заказчика. И обеспечил, надо думать, Мопсу возвращение на Родину. Безопасное.
– Да. Барону сделали серьезную предъяву. И он признал, что был не прав. Поверь, ему сейчас очень плохо. Он сильно жалеет, что перепутал времена и сейчас не девяностые.
– Просто как у вас все решается.
– Не так просто, Сережа. Трудно. Но решается.
– Ладно. Тут все понятно, – кивнул Капанадзе. – А Вована ты зачем траванул?
Кунар замер. Помолчал с минуту. Потом кивнул:
– Потому что заслужил.
– Чем же? Мало ли уродов на земле? Всех убивать?
– Это же он уговорил Барона убрать Мопса. Его идея. Кстати, горячо поддержанная Маргаритой. И еще кое-что за ним числится. Так что по всем законам он свою вышку заработал.
– И одновременно ты смахнул с доски Маргариту. Чтобы не возникало никаких вопросов с собственностью. А Мопс в курсе?
– Нет, ему незачем знать тонкости.
Все встало на свои места. Кунар знал, как отключить сигнализацию в доме Мопса – сам ее ставил. Знал, как выключить видеозапись на подъезде. Знал, как напоить старшего техника РЭУ и ответить на звонок консьержки. Знал, что Вован каждый день хлещет коньяк. Помощники Кунара разыграли все как по нотам. Проникли в квартиру. Подмешали нейротоксин в коньяк. Заявились на съемную хату Маргариты и оставили там препарат. У них получилась эта умопомрачительная комбинация.
– То есть у нас сидит женщина за убийство, которого она не совершала, – сделал вывод Капанадзе.
– А что тебя смущает? За покушение на убийство мужа, в котором она участвовала, вы ее не привлечете. И за то убийство в Питере, где она сыграла важную роль, тоже не посадите. А за Вована ее любой суд приговорит. Так что баланс справедливости в природе соблюден, – усмехнулся Кунар. – И тебе никто не даст вытащить ее сейчас, какие доводы ты ни приводи. Дело, считай, закрыто.
– Резонно, – вздохнул Капанадзе.
– Печалишься, что закон нарушен? Ты же опер, Сережа, когда тебя волновали нарушения закона?
Где-то он был прав – любой опер всегда нарушает закон. Потому что всегда бывает дилемма – или писанная буква важнее, или справедливость, жизнь и здоровье тех, кого ты поклялся защищать. Древние римляне, может, и были правы, говоря: пусть мир падет, но восторжествует закон. Однако Капанадзе считал, что мир порой все-таки важнее закона.
Но что-то неправильное было в раскладах, о которых ему поведал Кунар. И вместе с тем кристально ясно – иначе никак не получается…
– Выходит, из всех ты один у нас чист совершенно и ни за что не ответишь, – сказал Капанадзе.
– Не отвечу, – покачал головой Кунар. – И даже совесть не мучает. Это война, Сережа. И они враги.
– За что война-то? За бабки?
– За жизнь.
– И за Мопса, у которого, как сам говорит, друзей нет.
– Все. Дальше он пойдет один.
– Ты спрыгиваешь с поезда?
– Спрыгиваю…
Глава 50
Жизнь продолжалась. Сошедший с ума от алчности мир под чутким руководством мировой финансовой олигархии радостно катился в ад. Оперативники уголовного розыска, как жнецы, собирали обильный урожай человеческого озверения и одичания. И у Капанадзе все сильнее укреплялось осознание какого-то беспросветного тупика.
Однажды ему позвонил Лелик и заговорщически сообщил, что Кунар уехал за границу, в какие-то далекие края, и намекнул, чтобы его не ждали. По авиабилетам выходило, что Рубакин улетел в Индонезию. Дальше его следы терялись. Видимо, действительно решил спрыгнуть с поезда. Или нашел какое-то иное дело, более соответствующее его мятущейся душе солдата, некогда присягавшего уже несуществующему великому государству и почти тридцать лет своей жизни посвятившего бандитским разборкам.
Мопс еще раз позвонил Капанадзе и клятвенно пообещал приехать в Россию для дачи показаний. И однажды в изнуряющее жаркое июльское утро действительно объявился у следователя в Москве собственной персоной, и даже без адвоката. Заявил, что полностью доверяет российским органам правосудия и примет любое их решение в свой адрес.
Под протокол следователь задал ему несколько неприятных вопросов, в том числе по пересечению границы по чужому паспорту. Ответы были уклончивые. Но, судя по всему, ничего Мопсу за эти прегрешения не будет, поскольку он имел мощнейший козырь – бежал из России, чтобы избежать мучительной смерти. И не поспоришь ведь. Он жертва.
Судя по тому, что он вернулся, с конкурентами все вопросы были улажены. Чему немало поспособствовал разгром подольской группировки и закулисные переговоры, которые проводил Кунар. Скорее всего, с какими-то большими людьми в правоохранительной системе Мопс тоже все урегулировал, так как чувствовал себя очень уверенно.
Капанадзе испытывал идиотское чувство, что порешал кучу проблем людей, которым самое место на Колыме. И хоть бейся о стену, иначе не будет. «Других бизнесменов и бандитов у меня для вас нет», – как говаривал товарищ Сталин. Хотя нет, он говаривал о писателях. Но герои немного изменились с того времени, так что выражение применимо ко всем.
И еще не шли из головы откровения Кунара о сотрудничестве с чекистами. Вполне возможно, что его агентурное дело в девяносто первом не уничтожили, а просто переложили из одного сейфа в другой. А его связи с Мопсом, трепетная забота о нем – один из чекистских проектов по контролю над денежными потоками и бизнес-сообществом. Может быть, Кунар не сбежал к чертям собачьим от всего этого бардака, а просто получил новое задание. Все может быть. И даже очень похоже на это. Но в такие высшие сферы оперу угрозыска путь заказан. Нечего даже и близко соваться, нос быстро прищемят.
У Капанадзе в который раз сложилось ощущение, будто он стал свидетелем очередной пьесы из балагана, называемого жизнью. При этом большинство артистов и на сцене, и в жизни большие сволочи. А его задача по жизни не стать сволочью. Может, и прав Йог – и это задача не на одну жизнь…
